Оригинал - София Авдюхина, Такие делаЯ переехала в Израиль из Москвы, где работала журналистом. У меня не было плана именно переезжать на постоянное место жительство в другую страну, мне просто хотелось попробовать и посмотреть, что из этого получится. В итоге я обнаружила себя студенткой Еврейского университета в Иерусалиме.
Это, действительно, получилось случайно. Мы c подругой сидели в Тель-Авиве и разговаривали о том, что происходит в Москве: многие уезжают, работать в журналистике особо негде, все хорошие редакции закрываются, а люди уходят в другие профессии. Стало понятно, что наступило другое время, и раз оно другое, может, нужно научиться чему-то новому? И тут подруга предложила: «А не пойти ли тебе учиться на медсестру? Это же так классно. Писала бы потом заметки про своих пациентов». Так я оказалась на собеседовании в Еврейском университете.
Если бы я тогда знала, что меня ждет в плане учебы, никогда в жизни не стала бы поступать. Во-первых, это очень трудно. В российском сознании медсестра — низший медицинский состав, который всегда на подхвате. Максимум, что она делает, это прививки. А здесь это полноценное высшее образование. Первый год я была в полном шоке и училась буквально из-за чувства вины перед друзьями и теми, кто помогал мне поступить. Большинство предметов — например, химия и биология — были для меня азбукой Морзе, не говоря о том, что первые полгода я почти не понимала профессоров, говорящих на иврите. Но пришлось приспосабливаться, и ко второму году я с удивлением обнаружила, что мне становится интересно.Вообще, я до сих пор ужасно смущаюсь, когда говорю, что поступила учиться на медсестру. Мои русские друзья обычно сильно удивляются и спрашивают, почему не на врача. А израильтяне, наоборот: говорят: «О, медсестра! Это очень сложно, но круто и интересно!»
Профессия медсестры здесь действительно ценится. В Израиле медсестра — абсолютно самостоятельная специальность. Конечно, доктор выбирает лечение, и ты, как медсестра, должна быть в курсе, но, если пациент лежит в больнице, именно медсестры составляют программу ухода. Здесь у медсестры гораздо больше ответственности. Когда, например, собирается консилиум врачей и решает, что делать с пациентом, медсестра тоже участвует, потому что она чуть ли не единственный человек, который больше всего пациента видел и знает. Ее мнение так же ценно в выборе курса лечения, как и мнение врача.
Сейчас я уже учусь на втором курсе, и скоро у нас начнется практика в больнице. Студенты приходят в разные отделения и под руководством медсестры-координатора делают то, чему их учат в университете. В каждом отделении они практикуются по полгода, так что к концу учебы представляют, что им интересно, и могут уверенно выбрать специальность. Это местный подход к обучению — только через опыт можно чему-то научиться. Конечно, есть теория, предметы, на которых много объясняют, но основной упор делается на практике. Одно дело сидеть в аудитории и слушать теорию, а другое — когда тебе что-то объяснили, а ты потом увидел, как это происходит в реальности.
Израиль очень сильно отличается отношением персонала к пациентам от той же России. В прошлом семестре у нас был предмет, который назывался коммуникация между людьми. По сути это коммуникация пациента и медсестры. Нам по восемь часов в день рассказывали, что такое эмпатия, как правильно разговаривать с пациентом, как относиться к нему. Если, например, пациент гневный, важно разрешить ему чувствовать то, что он чувствует. Для них это фундамент — если ты не можешь общаться с человеком с эмпатией, ты не можешь быть медсестрой, потому что сама профессия подразумевает сострадание и поддержку человека в трудный период.
Меня больше всего удивляет, насколько сознание израильтян устроено по-другому. Кажется, я единственный человек на нашем курсе, который в некоторые моменты просто таращил глаза от удивления. У меня холодный ветер в душе воет, и я думаю: «Боже мой, как легко они об этом говорят, как будто это азбучная истина!»Например, они между делом замечают, что одна из самых главных вещей в выздоровлении ребенка, чтобы мама была рядом в реанимации. У нас люди бьются, чтобы этот закон приняли. Матери не видят своих детей месяцами, иногда годами, им не разрешают приходить к собственным детям — это дикое страдание. А здесь одна из первостепенных вещей в лечении. В Израиле врачи просто объясняют, что делать, если мать во время операции врывается к ребенку, начинает кричать, или с ней случается истерика. Первое, что нужно сделать, — успокоить маму. В больнице для этого есть специальные сотрудники и психологи. И потом, когда родители успокоены, необходимо дать им всю информацию о лечении ребенка. Это
Еще одно важное отличие от России: в Израиле не любят долго держать людей в больницах. Лечение направлено на то, чтобы поскорее человека выписать. Например, если нет осложнений, после родов тебя выписывают на второй день, а после операции могут в этот же или на следующий. У них в сознании, что человеку лучше всего дома. Он там быстрее выздоровеет, среди родных и в привычной обстановке, чем в чужой больнице, где ему не так много внимания уделяется, и где он может подхватить кросс-инфекцию. Поэтому здесь в больнице долго лежат только очень серьезные больные.
Мне, конечно, грустно, что в России все по-другому, и непонятно, изменится это или нет. Может быть, когда я доучусь, то вернусь в Россию и буду проводить курсы для медсестер и научу всех, как правильно все организовать. Да, мне хотелось бы передать это знание. У меня все болит внутри от мысли: все, что они говорят, так легко сделать. Это не требует никаких затрат. Это изменения на уровне сознания. И мне очень хотелось бы, чтобы сознание начало меняться.
